AU для Жермона

[amberprincess]

...Вошедший в комнату Арно Савиньяк улыбнулся, кивком поздоровался с поспешно вскочившим на ноги теньентом, бросил на стол перчатки и сказал, будто продолжая начатый разговор:
– Зайди к Вольфгангу за бумагами, и едем.
Жермон непонимающе нахмурился:
– За какими бумагами?.. Господин маршал...
– Об отпуске, дурья твоя голова, – тряхнул светлыми волосами господин маршал. – И кончал бы ты уже с этикетом, сколько можно? Не на параде.
– Я не просил об отпуске, господин маршал, – теньент упрямо сжал губы и уставился поверх головы Савиньяка в окно.
– А тебе и не надо было, – пальцы Арно сжали его плечо и ощутимо встряхнули. – Хватит валять дурака, Жермон. Нужно разобраться с этой историей, и чем быстрее, тем лучше. Так что я еду в Гайярэ, а ты, как лицо заинтересованное, едешь со мной.
– Я не поеду.
– Теньент Ариго! Смир-рно!
Руки сами собой вытянулись по швам. Подбородок верх, пятки вместе, спина – словно палку проглотил. Гвардейская выучка, чтоб её...
– Приказы старшего по званию не обсуждают, теньент. Вам это известно?
– Так точно, господин маршал! – вот ведь гаркнул, как на плацу. А в горле колючим комком встала едкая обида. Не был бы это Арно, отцовский друг, единственный, кто полгода назад принял здесь выгнанного из дома и опозоренного Жермона по-человечески, можно было бы швырнуть в физиономию господина маршала перчатку, и кошки с ним – пусть выгоняют и отсюда, пусть хоть расстреливают!
– То-то же... Направо кру...гом! Шагом марш в ставку командующего, теньент!

***
...Замок в Гайярэ – родной, знакомый до боли. Странно, никогда он его особо не любил, рвался в столицу, мечтал вырваться, а теперь даже в груди защемило. Но виду не подал. Не хотел, чтобы даже Арно заметил, как хочется теньенту Ариго, чтобы это место снова стало домом. Чтобы оказались дурным сном последние полгода. И кошки с ними, с торскими заслугами, да и нет их ещё толком, заслужит заново! Только пусть отец снова станет отцом... Или хотя бы объяснит, чем он, Жермон, так провинился?! Даже преступникам перед казнью зачитывают приговор, где перечисляют все их деяния. А его приговор – коротенькая записка... «выехать в Торку... жить за счёт жалования...».
К кошкам! Не нужно ему ничьей милости! Обойдётся...
...Мать выходит, почти выбегает на крыльцо. Обнимает его и целует – похоже, от великой растерянности, сроду он от неё таких ласк не видел. Жермон от неожиданности каменеет, стоит столбом, и только когда графиня уже разжимает объятья, его вдруг накрывает горячей волной любви и благодарности. Он, дурак, никогда о ней толком не вспоминал, даже не написал ни разу за эти месяцы, а она... вон как встречает, значит, не верит в его непонятную вину? Или простила... за что-то? Жермон сжимает материнские руки, быстро, неловко подносит к губам, целует. Пытается выговорить что-то, объяснить, как он рад, как он благодарен ей, но получается совсем бессвязно. Каролина, смешавшись, отнимает ладонь, прячет под краем шали, неловко оглядывается на торчащих из-за её спины младших.
Жермон рад сейчас видеть даже их, он делает шаг навстречу, но мать оказывается быстрее – рывком обернувшись, шикает на мальчишек, и они убираются в дом – Ги презрительно скривившись, Иорам – плаксиво надув губы... А где Катарина, хочет спросить Жермон, но разговором легко и весело завладевает Арно. И за внешне простым и открытым тоном его Жермон вдруг чутьём угадывает чувствует собранного, напряжённого, как фульгат в поиске, командира.
И словно просыпается.
Очнись, Жермон Ариго.
Ты приехал не домой.
Ты здесь – враг.
И тебе надо понять, почему.
Арно и мать говорят между тем об отце. Жермон краем уха ловит отдельные слова. Обострилась старая болезнь... раны... душевное здоровье... да, возможно, дело в этом... нет, она ничего не знает... увы, врач вряд ли позволит... очень плох... Шадди, да-да, сейчас она распорядится, пусть пройдут в эту гостиную...
Мать хлопочет вокруг Арно, она мила, приветлива и в меру озабочена, как и положено застигнутой врасплох гостеприимной хозяйке. Всё хорошо, но у Жермона вдруг сводит желудок тоскливым предчувствием. И, поддавшись какому-то неясному порыву, он отступает назад и бок, незаметно нажимает плечом на одну из ореховых панелей и, скользнув в приоткрывшийся проём, оказывается на потайной лестнице...
Он и сам не знал, почему так поступил. Но непонятно откуда взявшаяся тревога подгоняла, торопила и не давала сидеть в гостиной и ждать маминого шадди. Отец... надо найти его. Надо успеть. Почему он так подумал?.. Мать сказала, что Пьер-Луи плох, но не настолько же...
Жермон быстро, но бесшумно поднимался знакомыми с детства ступенями. За четыре года он не забыл замка, он мог бы идти тут с закрытыми глазами. Вот и выход – в коридор третьего этажа, а если отступить на пару шагов вправо, будет ещё одна дверь, скрытая мягкой портьерой и ещё одной отходящей в сторону панелью – в отцовские комнаты. Детям о ней знать не полагалось, но Жермон любил всюду лазать, а отец не возражал, что наследник иногда заходит к нему потихоньку от матери...
Отодвинув панель, Жермон осторожно сделал шаг в комнату. Никого... Но если отец и в самом деле болен, он должен быть в спальне, а не здесь.
Не давая себе возможности остановиться, задуматься и позорно отступить, Жермон быстро пересёк комнату и толкнул тяжёлую дверь. Не заперто.
В отцовской спальне было душно и полутемно. Тяжёлые шторы на окнах сдвинуты плотно, так, что не пропускают солнечных лучей. Проникающий сквозь них слабый свет кажется красноватым. Тихо – только с кровати доносится тяжёлое частое дыхание. Теньент сделал пару шагов и замер в нерешительности.
– Кто... кто здесь? Кара... это ты?
Это отцовский голос?! Вот этот, хриплый, слабый, прерывающийся?!
– Жермон?
Человек на кровати силится приподняться, щурит воспалённые глаза, чтобы разглядеть вошедшего.
– Жермон?
– Да, – ему как-то удалось справиться с голосом. – Да, от... господин граф. Это я.
– Приехал... всё-таки... – Пьер-Луи обессиленно откинулся на подушки. – Где... где ты был?
– В Торке... – Жермон ничего не понимал. Обида на отца стремительно исчезала, уступая место страху. Отец не знает, где он был? Отец же сам велел ему...
– В... Торке? – граф Ариго снова с трудом поднял голову. – Ты же... в гвардии. Почему?
– Я... так получилось, – Жермон быстро подошёл ближе, опустился на край кровати. – Вы... вы разве не знали?
Пьер-Луи покачал головой. Он не знал. Он ничего не знал. Как же так?.. Разрубленный Змей, что происходит у них в доме?!
Отец улыбается. Ему дышать тяжело, а он улыбается и смотрит на Жермона, как будто запомнить хочет. И взгляд такой… гордый и счастливый?
– Служишь... значит... У... у Варзова?
– Да. Я... мы приехали с маршалом Савиньяком. Он добился для меня отпуска.
– Арно здесь? – граф Ариго заволновался, непривычно худые пальцы сжали, комкая, край одеяла. – А я... что-то... со... совсем расклеился... Жаль, что... что ты не приехал раньше... Почему, Жермон?..
Жермон закусил губу. Он не понимал, что происходит, но точно знал одно – нельзя говорить отцу о тех письмах. Нельзя, раздери его, Жермона, кошки! Отец его не выгонял. Отец его ждал...
Жермон осторожно взял отцовскую ладонь в свою.
– Так вышло, – повторил он. – Прости, папа... Я не знал, что… ты болен.
Ответить граф Ариго не успел – резко распахнулась дверь и на пороге застыла графиня. Она была бледна, при виде сидящего в комнате сына по лицу её пробежала гримаса не то ужаса, не то ярости. Но Каролина быстро взяла себя в руки:
– Жермон, тебе не следовало сюда приходить. Отец болен, твоё присутствие слишком его волнует.
– Кара... ну что ты, – попытался вступиться граф, – он молодец... Ты... ты знаешь, что наш сын... торский... военный теперь... не какой-нибудь там столичный... шаркун...
– Это прекрасно, – холодно кивнула мать. – Но тебе пора принимать лекарство. Жермон, ступай вниз.
Он редко с ней спорил, чаще подчинялся властному тону, хоть и без охоты. Машинально встал и сейчас. Графиня, обходя сына, как неодушевлённый предмет, приблизилась к мужу, наклонилась, собираясь поднести к его губам бокал с какой-то жидкостью...
Жермон сам не мог бы объяснить, зачем это сделал. Он бы ударил, не будь перед ним женщина, но разум всё-таки отключился не до конца, и он просто с силой оттолкнул руку матери.
Хрустальный бокал падает на ковёр, отлетает тонкая изящная ножка. Содержимое бокала разлетается веером, ложась мокрыми пятнами на платье графини, стену, прикроватный столик...
– Дрянь!
Графиня оборачивается к нему, и Жермон отшатывается, поражённый сверкнувшей в её глазах отчаянной ненавистью, но тут же снова подаётся вперёд, инстинктивно пытаясь загородить собой отца.
– Кара!.. Кара, что ты... зачем... – голос Пьера-Луи совсем слабеет. Нет, не надо, он же не выпил, не успел! Почему Жермон так подумал?.. Это же было лекарство... Но зачем он тогда толкнул мать?..
– Мерзавец! Ненавижу! Всё ты, во всём виноват только ты! – выдохнула сквозь зубы графиня. У Жермона зазвенело в ушах...
– Ну что ты, Кара. Не стоит так нервничать из-за разбитого бокала, – никто из них не заметил, когда в спальню вошёл Арно Савиньяк. Граф улыбался и на первый взгляд казался беззаботным, но чёрные глаза смотрели жёстко. – Здравствуй, Пьер-Луи. Каролина, пойдём, тебе нужно успокоиться. Жермон, побудь с отцом.
Пальцы Арно сжались на локте графини. Он всё видел, сообразил Жермон. Видел и что-то понял. Может быть, даже больше него...
Теньент Ариго плюхнулся обратно, на край отцовской постели, стараясь не смотреть, как маршал Савиньяк выводит из комнаты его мать, которая сказала, что ненавидит его. Постарался улыбнуться как можно беззаботнее:
– Мама не в духе... Я.. я такой неуклюжий. Нехорошо вышло с твоим лекарством, отец…
Граф молчал, прикрыв глаза. Ему в самом деле нужно было лекарство. А лучше – врач, и хороший...

***
...Старик-врач в ответ на тревожный взгляд Арно только развёл руками:
– Увы, сударь... Я не всесилен, а организм графа Ариго разрушен болезнью и действием яда. Наше вмешательство, безусловно, отсрочит развязку, но ненадолго.
Арно закусил губы. От чудовищной несправедливости происходящего хотелось выть. Что с того, что дрянь, притворявшаяся пеночкой, сидит под замком, а возвышенный слюнтяй, с которого всё началось, рыдает в соседней комнате. Пьер-Луи всё равно умрёт. Всё зря.
– Сколько вы ему даёте, мэтр Дюран? – Алваро мельком глянул на друга и повернулся к медику.
– Трудно сказать. От нескольких недель до нескольких месяцев, господин супрем, – отозвался тот.
– Хорошо. Арно, прекрати страдать. Позови сюда мальчишку, с графом пусть побудет господин Дюран.
– Да... сейчас, – Савиньяк тряхнул головой и заставил себя включиться в происходящее. Не зря. Что бы там ни случилось дальше, Жермон успел узнать, что отец его от него не отрекался. Пьер-Луи успел увидеть сына. И последние часы проведёт с ним – единственным родным человеком, который у него остался...
Леворукий, до чего же хорошо, что Алваро оказался поблизости и приехал всего за пару часов! Один Арно бы не справился. Всё это было слишком мерзко – так, что не укладывалось в голове. Каролина, Кара, кузина Карла, подруга Жозины и Арлетты... Как она могла? Как смотрела бы потом в глаза им? Сестре убитого мужа, их общим друзьям? А Жермон? Кем надо быть, чтобы так ненавидеть собственного ребёнка?
...Супрем задавал вопросы, теньент Ариго отвечал. Торопливо и растерянно, путаясь в словах и то и дело поглядывая на лестницу – парню не терпелось снова вернуться к отцу.
– Теньент, – Алваро сощурился и в упор глянул на мальчишку, – ваш отец до того когда-нибудь давал вам понять, что недоволен вами?
– Нет, господин супрем.
– Вы привыкли к несправедливым наказаниям?
– Нет, господин супрем!
– Вам было всё равно, что происходит у вас дома?
Жермон стиснул кулаки, вскинул подбородок. Сейчас взорвётся и наговорит дерзостей. Хотя Алваро поймёт, а крик лучше, чем слёзы. Да нет, рыдать парень не будет, не девица…
– Отвечайте, теньент!
– Никак нет!
– Так какого Змея вы послушно проглотили всё, что для вас приготовили, и отправились страдать в Торку? Почему не поехали домой? Неужели вам не хотелось выяснить, за что вы впали в такую немилость? Терять вам было нечего. Но удовлетворить своё любопытство вы могли бы.
Жермон молчал, только кусал губы и сжимал пальцы так, что костяшки побелели. А ведь Алваро тоже зацепило… Странно, старшего Ариго он, в отличие от Арно, знал мало. Из-за мальчишки? Вспомнил погибших старших? Или младшего, которого пару месяцев назад отвёз в Лаик? Росио младше Жермона на три года… Случись такое, поверил бы он в отцовский указ? Или бросился бы за разъяснениями? А его, Арно, сыновья? Неужели тоже молча уехали бы, глотая обиду и мучась от так и не понятой вины? Нет же, нет… Мальчишки ему верят. И Леттина… Она его любит. В его семью беда не придёт.
– Ступайте к отцу, теньент, – Алваро устало махнул рукой. – Постарайтесь избежать подробностей вашей семейной истории, если не хотите добить его раньше времени.
Жермон деревянно поклонился и ушёл. Алваро прикрыл ладонью глаза, попросил:
– Позови медика, Арно. Я хочу точно знать, какой это был яд…
Арно машинально кивнул. Потом сообразил, рывком качнулся к другу:
– Алваро, ты…
– Я не Создатель и не Леворукий. Не знаю. Посмотрим, что можно сделать. Да… и отправь гонца к Рудольфу. В полк твой Жермон долго не вернётся.
– Отправлю… и, наверное, к Эпинэ.
– Эпинэ? Ах да, маркиза…
– Ну да. Арлетта бы приехала, но сам понимаешь, ей сейчас лучше поберечься…. А ведь кто-то же должен присмотреть за детьми, особенно за Катариной. Кстати, что с ними теперь?..
– Пусть решает сам. Один или вместе с отцом, это уже их дело. И не задерживайся здесь. Приедет госпожа Жозефина – отправляйся домой.
– Не хотелось бы оставлять Жермона… – Арно чуть поморщился.
– Всё, что мог, ты для него уже сделал, – пожал плечами Алваро. – Для них обоих. Подарил мальчишке отца, а Ариго – спокойную смерть в окружении родных. Многие об этом мечтают.
– Вот спасибо, всегда хотел сделать кому-то такой подарок!
– Не ёрничай. Лучше подумай – слухи всё равно пойдут, Арлетте лучше узнать всё от тебя. Да и… – Алваро улыбнулся, – рождение младшего ребёнка не пропустишь.
Савиньяк не удержался – чуть-чуть улыбнулся в ответ.