Раймон, или Вороний ветер. Часть 1, глава 2

[amberprincess]

***
Два дня прошли в каком-то тумане. Он то начинал лихорадочно думать, что делать дальше, то замирал в каком-то тупом оцепенении, не понимая – как?
У него не было детей. У него не могло быть детей, он делал всё для этого, он был последним в роду, он нёс на себе проклятье и хотел, чтобы на нём оно и закончилось!
Потом был Излом, катящийся в пропасть мир, Лабиринт и встреча с Ринальди. Много чего было, он вернулся в конце концов, хотя устал смертельно. Но умереть тогда было непозволительной роскошью. И он вернулся, просто потому что знал: не сделает он – не сделает никто, только он и может, а значит, должен…
Ребёнок. Всё это время у него был ребёнок, родившийся, когда он собирался из Алвасете в Олларию, встревоженный странными снами. Росший сначала в забытой всеми богами заброшенной деревушке, а потом здесь, в Варасте. Смешной черноволосый и черноглазый мальчик, слишком маленький для своих лет. Бастард. Внук и правнук маршалов и без пяти минут королей. Наследник крови Раканов.
От этих мыслей, беспрестанно кружившихся в голове, хотелось взвыть, но иногда сквозь них пробивались искры острого, почти болезненного любопытства, и тогда он перебирал в памяти все встречи с мальчишкой и искал его взглядом на улицах.
Маленький козопас с повадками юного принца… откуда в нём это, как получилось, что малыш повторяет жесты деда и дяди, умерших за годы до его рождения? И как он сам мог не догадаться сразу, кого напоминает мальчик?.. Худенький, невысокий, десяти лет ему никак не дашь. А ведь на Весенние скалы исполнилось… Ничего, рост и ширина плеч – не главное, да и не в кого мальчишке быть особенно высоким. Мать его, помнится, тоже маленькая и хрупкая… Мать. Почему так легко отдала ребёнка пришлым чужакам? О чём думала, за что невзлюбила первенца? И что Раймон знает о своих родителях? Сейчас малыш верит в байку про убитого бириссцами отца, а что будет, когда подрастёт и начнёт думать и задавать вопросы?..
Когда два дня спустя после эпохального разговора Первый маршал Талига вновь переступил порог дома генерала Коннера, означенный генерал продолжал смотреть на него глазами побитой собаки, причём побитой любимым хозяином за стянутую с его же стола колбасу. Последнюю.
Это было глупо, и потому раздражало – Коннер не был ни в чём виноват, напротив, его следовало поблагодарить.
Рокэ бросил на стол туго набитый кошелёк:
– Прежде всего – вот.
Выражение виноватости исчезло с лица генерала, словно стёртое мокрой тряпкой. Светлые глаза сузились.
– Не возьму.
– Вот как? – герцог приподнял бровь. – Что за фокусы, Коннер?
– Не возьму, – твёрдо повторил Клаус. – Зря вы это, монсеньор.
– Извольте объясниться.
Бывший таможенник помолчал, глядя в угол, но потом всё же заговорил – сперва нехотя, слово через силу, затем – с внезапно прорвавшейся обидой:
– Чего тут объяснять, господин Проэмперадор… Жалованье мне казна платит, а у вас я не на службе. И денег мне не положено. А что мальчонку к себе взял – так не ради ж золота… И то, объест он меня, что ли?! Много ль такому щеглу надо! Он мне заместо сынка или вон братишки младшего, а вы – деньги… Уж простите, монсеньор, а только напрасно вы.
В воцарившейся тишине было слышно, как бьётся в окно глупая муха. Рокэ прикрыл на миг глаза, потёр кончиками пальцев переносицу. Вот так, тебя отчитывает деревенский парень, оказавшийся умнее и деликатнее многих баронов и графов, да и тебя самого…
– Я не собирался вас обижать, Коннер. И покупать – тоже, – маршал подошёл к окну, отдёрнул весёленькую светлую занавеску и продолжил, упершись взглядом в темнеющую вдалеке Рассанну: – Деньги возьмите. Не себе, Раймону. Его казна не содержит, а дети растут быстро. Башмаки и рубашки ведь тоже чего-то стоят.
Чего-то стоит всё. Надо платить лекарю, если малыш заболеет, учителю, чтобы научил писать и читать, оружейнику, чтобы сделал маленький, по руке, первый клинок, торговцу лошадьми, чтобы привести домой смирного и умного конька, который не сбросит и убережёт юного наездника от глупостей. Всё это стоит денег, и всё это у его сына будет. Уж об этом-то он позаботится.
– Монсеньор…
– Не хотите тратить – положите. Воспользуетесь, когда понадобятся. Или когда Раймон подрастёт. Не спорьте, Клаус. Это не за прошлое, а на будущее.
– Господин маршал… – Коннер, покрасневший чуть не до слёз, топтался на месте, не зная, что говорить. Пожалуй, Рокэ первый раз видел генерала таким беспомощным. А сам-то… Кляча твоя несусветная, как сказал бы младший братец близнецов, один десятилетний мальчишка заставляет трястись, бледнеть и заикаться двоих закалённых вояк. Кошкам на смех… И ведь не расскажешь никому, разве что Марселю. Пусть повеселится… вместе с кошками.
– И вот ещё что, Коннер. Если вам что-то понадобится… Если мальчику что-то понадобится. Если он заболеет. Если с ним что-то случится. Если родственники захотят вернуть его домой. Пишите обо всём мне. Немедленно. Вы меня поняли?
– Да, монсеньор. Не извольте беспокоиться, всё сделаю. Да вы не бойтесь, козопасы его назад не потребуют. А если б и захотели – он и сам не пойдёт.
– Вы полагаете?
– А чего ж тут… Он хоть и маленький, а соображает. И деньги я возьму, не для себя, для мальчонки. Зря ни суана не потрачу, не сомневайтесь. Только, господин маршал… Монсеньор… я того, спросить хотел…
– Спрашивайте.
– Вы, может, поговорить с малышом желаете? Так, чтоб начистоту? Простите, ежели не то сказал.
– Нет. Не знаю. Не сейчас, – Рокэ досадливо поморщился и повторил: – Не сейчас.

***
В самом деле, что он скажет мальчику? «Раймон, я твой отец»? О да, не хватает только трагической музыки – а так готовый сюжет для мистерии. «И тут он бросился вновь обретённому отцу на шею и оросил его грудь слезами радости и великого счастия». Сам великий Дидерих растрогался бы от умиления.
Впрочем, поговорить всё равно придётся, но позже. Когда мальчик вырастет и сможет больше понять, лет через шесть-семь. Рассказать ему о спящей в его крови силе, о клятвах, которые нельзя нарушать, о словах, которыми не стоит бросаться, о людях, которые с ним связаны… Хорошо бы успеть сделать это самому, но если не получится – что ж, Раймон получит его письмо, а кому дополнить написанное – найдётся. Марсель не откажет, как и Эпинэ, и Валентин, и Ли…
Пока пусть живёт с «дядюшкой Клаусом». Коннер мальчишку любит, и он хороший человек. Раймон вырастет честным, умным и толковым парнем. А что не будет читать Иссерциала в подлиннике – да и в переводе, впрочем, тоже – мир это переживёт, как и сам Раймон.
Квальдэто цэра, какая чушь лезет в голову.
Что он собирается потом объяснять взрослому парню, привыкшему считать себя адуанским сыном? Как тот станет его слушать? Решит, что Первый маршал Талига на старости лет свихнулся, и забудет рассказанную им сказочку. В лучшем случае повторит потом, выпив бутылку, приятелям или – если уж совсем повезёт – своим детям.
А что будет, когда Круг Ветра подойдёт к концу? Где они окажутся – его потомки и потомки этого мальчика? Жить они будут, Кэртиана хранит свою плоть и кровь. И что, значит, опять кто-то, не знающий ничего ни о себе, ни о своём предназначении, будет метаться, силясь понять, чего от него хочет мир?..
Но первая волна нервного возбуждения схлынула, оставив за собой усталость и вялое удивление. В самом деле, что так уж изменилось в жизни герцога Алва, после того как он узнал, что маленький бакранский мальчик на самом деле его сын? Рано или поздно наследник у него должен был появиться, что ж, он появился. У мальчишки своя жизнь, у Первого маршала Талига – своя, а связаны они всего лишь кровью. Какая мелочь, если подумать. Впрочем, можно ведь забрать сына в Кэналлоа, найти учителей, воспитателей…
…– Camisas, сamisas se unen! (рубашку, рубашку завяжи!)
Отвлёкший Рокэ от раздумий взрыв хохота сопровождался возгласами на кэналлийском. Человек десять парней из его эскорта, стоявших неподалёку, что-то весело обсуждали, время от времени разражаясь смехом и одобрительными возгласами. Рокэ машинально свернул к ним.
– Pedro, con un cuchillo cautelosos! (Педро, с ножом осторожнее!)
– Me conozco a mí mismo, no un tonto! Su enseñar abuela, (Сам знаю, не дурак! Бабушку свою учи) – и на ломаном талиг: – Лучше не брать! Это ножик не для такой маленький воин!
Рокэ шагнул ближе, кто-то из парней в этот момент подвинулся, и маршал не сразу узнал в маленьком кэналлийце, весело топтавшемся в центре круга, Раймона. На голове мальчишки была повязана косынка, из-под которой торчал куцый, но толстый хвост волос, полы рубашки – на этот раз, по совпадению, чёрной – кто-то только что стянул на животе лихим узлом, и сейчас Раймон с серьёзным видом примерял к поясу ножны – которые, впрочем, были великоваты. Метательный нож из них благополучно перекочевал в руки умного Педро.
– Хэй, настоящий кэналлиец!
– Маленький соберано!
Алва усмехнулся – зрелище было действительно забавным – и вдруг едва не задохнулся от накрывшего его острого чувства – смеси досады, непонятной обиды и ощущения неправильности происходящего. Желание разогнать ржущих парней было безотчётным, глупым, но невероятно сильным. Забрать мальчишку с собой. Защитить, хоть бы и от всего мира. Научить правильно повязывать косынку, стрелять без промаха, целовать девушек, драться и не плакать, даже если очень больно. Его Раймон не должен торчать в Тронко вместо того, чтобы купаться в алвасетской бухте, лазать по скалам, обрывать дикие гранаты в окрестных садах и засыпать в обнимку со старыми книгами в библиотеке родного замка!
Рокэ, забывшись, шагнул вперёд, к мальчику. Кто-то из парней обернулся, ойкнул, вытянулся по струнке. Алвасетцы расступились, давая дорогу, притихли – впрочем, не слишком. Они не видели за собой никакой вины, просто появление соберано вышло неожиданным. Раймон удивлённо и вопросительно смотрел на замершего перед ним маршала.
Проклятье, возьми себя в руки сейчас же и прекрати таращиться на мальчишку!
Алва заставил себя коротко усмехнуться:
– Прекрасно выглядите, юноша! А то, что было сейчас у вас в руках, держат несколько иначе. Педро!
Рокэ, не глядя, протянул в сторону руку. В ладонь мгновенно легла гладкая рукоять. Тяжеловатый, особенно для мальчишки, ну да ладно…
– Смотри внимательно. Берёшь за лезвие. Пальцы вот тут. Не сжимают, а придерживают. Почувствуешь баланс баланс ножа – бросок получится. Вот так… – короткий, резкий взмах рукой. Бросок почти не глядя. Восторженный выдох мальчишки, в следующую минуту он бросается за ножом, который всё равно не сможет вытащить из ствола дерева, в котором тот засел…
– Попробуй теперь сам, – предложил Алва мальчику, когда тот вернулся вместе с Педро, бережно неся в ладонях оружие. – Вот так… Не сгребай в кулак, не то проткнёшь себе руку. Аккуратнее, это клинок, а не деревяшка! Вот… Чувствуешь баланс? Хорошо… теперь – замах. Мягче, плавнее! Расслабь кисть. Так… А теперь – бросок. Я сказал – бросок, а не «помаши рукой проезжающей мимо даме»!
Раймон пыхтел, пытаясь справиться со слишком большим и неудобным для него ножом. Сделав несколько неудачных замахов, мальчик коротко вздохнул, прикусил губу, прицельно сощурился и вдруг точным резким движением послал нож всё в то же многострадальное дерево. Тяжёлый клинок не долетел – не хватило силёнок, но кто-то понимающий всё равно восхищенно присвистнул.
– Молодец! – Рокэ положил ладонь на расстроенно опущенную голову мальчишки и заставил его выпрямиться. – Эта игрушка для тебя слишком тяжёлая, в остальном всё вышло как надо. Тренируйся, и не забывай про левую руку.
Раймон просиял.

***
Вечерело, макушки тополей золотились в лучах закатного солнца нарядными свечками, Рассанна сонно плескалась, мягко накатывая на пологий берег и отступая обратно. Уменьшенная в тысячи раз копия прибоя, прозрачная и не солёная…
Рокэ спустился к самой воде, сполоснул лицо, зашарил по карманам в поисках платка. Не нашёл и по-простецки утёрся рукавом. Подумал, не искупаться ли, но вместо этого не спеша пошёл вперёд по кромке мокрого песка и ракушечно-галечного крошева.
Неподалёку, после крохотной заводи, поросшей камышом и рогозом, река круто петляла. Обходить заводь было лень, и Рокэ раздвинул плотные шершавые стебли. Распугав всех лягушек и лишив ужина караулившего свою добычу ужа, Первый маршал Талига свернул и почти не удивился, увидев примерно в полусотне шагов маленькую фигурку.
Алва едва не рассмеялся. Ну разумеется, кого ещё он мог здесь встретить… Впору помянуть Леворукого, хотя он-то тут и не при чём.
…Он не искал встреч с Раймоном, скорее наоборот, предпочитая присматриваться к мальчику издалека, хотя вспыхивающее любопытство было острым и почти болезненным. Рокэ ловил себя на том, что ищет в мальчишке знакомые черты и ждёт знакомых жестов, вспоминал их и угадывал, а потом снова и снова, как и в первый раз, вздрагивал от этого странного сочетания родного и чужого. Раймон же, поймав взгляд Первого маршала, вытягивался в струнку и начинал сиять как новенький талл.
…Сейчас мальчишка был занят незамысловатой игрой – отыскивал на мелководье плоские камешки и пускал блинчиками по воде то одной, то другой рукой. Ловко так пускал, красиво. «Блинчики» бодро шлёпали, поднимая крошечные фонтанчики брызг, и уходили на дно в нескольких бье от берега.
Можно было кивнуть и пройти мимо, но руки сами потянулись за валявшимся рядом гладким кругляшом. Рокэ бросил камешек, вышло довольно удачно. Раймон покосился на него – весело и хитровато. Запустил следующий «блинчик». Пару минут они сосредоточенно выискивали под ногами подходящие камешки и бросали их в воду. Бросок, плеск, бросок… Легко, почти бездумно, как будто все мысли и сомнения из головы выдуло слабеньким речным ветерком.
Мальчик снова хитровато покосился на герцога и первым нарушил молчание:
– Вы тогда сказали, что второй рукой тоже надо… Я помню. Дядя Клаус тоже говорит, что не драться левой – это чушь.
– Чушь, и притом опасная, – кивнул Рокэ. – Что может быть глупее, чем отправиться в Закат, получив рану в правую руку, потому что переложить оружие в левую – это, видите ли, богохульство! Леворукий, если бы ему было до этого дело, смеялся бы не переставая.
– А вам приходилось, да? – глаза мальчишки горели, он очень старался вести себя солидно и серьёзно, но едва не приплясывал от переполнявшего его восторга.
Рокэ усмехнулся:
– Что именно? Отправляться в Закат?
– Не! – малыш смущённо затряс головой. – Драться так… чтобы левой.
– Разумеется. Кстати, в том, что левая рука считается проклятой, есть и свой плюс…
– Все боятся, да? Если ты берёшь шпагу левой, все думают, что тебя послал Леворукий, и убегают?
– Излишне оптимистично, но в целом верно, – хмыкнул герцог. В душе шевельнулся червячок гордости, но Рокэ поспешил его задавить – это Коннеру надо гордиться успехами Раймона, а не тебе…
– А правда, что вы... ну, вы его… правда видели? – понизив голос, спросил мальчик. Любопытство оказалось сильнее правил приличия.
– Спроси уж сразу, правда ли я продал ему душу в обмен на покровительство, неуязвимость и умение драться!
– Не-ет! – чёрные глаза возмущённо сверкнули. – Все знают, что вы… Никому вы душу не продавали! И дерётесь вы сами!
Алва расхохотался. У Раймона порозовели скулы. Возмущение мальчишки было смешным и трогательным, да и сам этот диковатый разговор постепенно начал занимать маршала.
Рокэ опустился прямо на песок, привалившись спиной к выброшенному на берег здоровенному бревну. Обкатанное волнами до шелковистой гладкости, с одной стороны оно было сплошь покрыто мелкими ракушками. Раймон колупнул одну, потом оседлал бревно и снова упёрся требовательным внимательным взглядом в собеседника.
– Леворукого я правда видел, вернее, того, кого за него принимают. Могу тебя разочаровать, но души людские его не интересуют, находить себе соблазны и искушения люди прекрасно умеют и сами, а он слишком редко бывает в нашем мире, чтобы заниматься подобной ерундой.
У мальчишки сам собой приоткрылся буковкой «О» рот. Рокэ с запозданием подумал, что он, наверное, слишком мал для подобных откровений… Закатные твари, а о чём ему-то рассказывал отец в десять лет?
– А… а… а он очень страшный? – выпалил наконец следующий вопрос Раймон.
– Это всё, что тебя интересует? – приподнял бровь Рокэ.
– Нет, – сморщил нос мальчик. – Меня много чего интересует… Но Хосе и так сказал, что я этот… как его… эступида эль риццо де мар, – старательно и довольно правильно выговорил незнакомые слова Раймон. – Вы случайно не знаете, что это такое?
– Представь себе, случайно знаю. Это мой родной язык, видишь ли.
– Ой. Я не то хотел сказать.
– Бестолковый морской ёж. Только не «риццо», а «эрисо».
– Эль эрисо де ма-ар… – задумчиво повторил мальчик. Талиг он освоил быстро, с кэналлийским бы тоже легко разобрался… – А какие морские ежи? Они как настоящие, только плавают?
– Не совсем. Это такие… круглые существа с очень длинными колючками, скорее дикобразьими, чем ежиными. Ты видел дикобраза? Ну вот. Представь, что он свернулся в клубок и залёг на дно. Красив отменно, но наступать на него не советую…
Малыш снова заёрзал на бревне, кажется, едва удерживаясь, чтобы не начать теребить маршала за рукав. Рокэ, не удержавшись, улыбнулся:
– Ты хотел бы увидеть морских ежей?
Раймон хихикнул. Потом мотнул головой:
– Как это?
Рокэ чувствовал, что его слегка заносит, что разговор сворачивает куда-то не туда, что этого говорить не надо, но остановиться уже не мог. Воздух вокруг тоненько зазвенел, показалось даже, что где-то вдалеке брякнули тихонько колокольчики, как на вершине Хексберг.
– Поедешь со мной в Кэналлоа. В Алвасетской бухте морских ежей водится полным-полно.
Прозвучало это не вопросом, а утверждением. Мальчик растерянно замигал и чуть отодвинулся. Снова повторил:
– Это… как? Зачем… в Кэналлоа?
«Смотреть морских ежей», – чуть не брякнул Рокэ. Звон в воздухе всё нарастал.
– Монсьёр… вы ж пошутили, да?
– Отнюдь. Я совершенно серьёзен. Ты можешь поехать со мной, если захочешь, – странно, но с каждой секундой эта мысль казалась ему самому всё более правильной.
– А почему… я?
Странный звон оборвался, на смену ему пришла полнейшая тишина и не менее странное спокойствие. Рокэ откинул голову назад, упершись затылком в обкатанный волнами ствол, прикрыл глаза и выговорил:
– Потому что ты мой сын.
***
– Ч-ч-че-ево?
«Рокэ, ты идиот», – отчётливо произнёс чей-то голос в голове.
«Да», – подумал он и открыл глаза.
Мальчишка ошалело таращился на него, словно пытался понять, окончательно спятил господин Прымпирадор, или ещё есть шанс, что оклемается. Потом свёл у переносицы тонкие брови:
– Это вы… шутите так всё-таки, да?
– Нет. Не шучу.
– Да как так-то?! Я же… монсьёр, вам не сказали, наверное. Я же не здешний. Моего отца седые кошки убили. Давно, я не родился ещё. Он козлов пас, а оружия с собой не носил…
«Монсеньор, обычай у них тут срамной… Считаться будет, что вроде как мужа ейного Бакра на побывку отпустил…».
– Я знаю, откуда ты, Раймон.
– Ну и… что… – у мальчишки вдруг обиженно заломились брови, и он выдохнул чуть ли не со слезами: – Так не бывает…
Наверное, его нужно было пожалеть, но Рокэ вдруг почти разозлился.
– Да почему не бывает? – с досадой переспросил он. – Ты что, никогда не слышал таких историй?
– Мало ли какие сказки бабки на Излом рассказывают! Я не маленький, я в них не верю!
– Значит, в Леворукого веришь, а в то, что Первый маршал Талига может оказаться отцом бакранского мальчишки – нет?
– Потому что Леворукий по правде есть! Вы сами говорили!
– Вот и про то, что ты мой сын, я тебе тоже сам говорю!
Более идиотского аргумента придумать было нельзя, но Раймон вдруг как-то обмяк, сгорбился, опустил голову к самым коленям и оттуда, из-под закрывшего лицо блестящего крыла чёрных волос выговорил:
– Так это чего… правда?
– Боюсь, что да.
Мальчик издал короткий смешок, быстро поднял голову, глянул из-под чёлки. Скривил губы в усмешке:
– Боитесь?
Каррьяра!
– Боюсь, что эта новость тебя не обрадует.
Раймон снова опустил голову. Замер, только большие пальцы босых ног шевелились на песке. Зябко обнял себя за плечи, сказал тихонько, по-прежнему глядя в землю:
– А зачем вы мне это говорите?
Рокэ подумал и ответил честно:
– Сам не знаю… Так вышло. Но, пожалуй, ты имеешь право знать правду…
Снова короткий взгляд из-под волос:
– Вот сейчас заимел? А раньше?
– Раньше я сам ничего о тебе не знал, – Рокэ отвернулся от мальчишки, снова уставившись на горизонт.
– Как это? – Раймон спрашивал, но в голосе не было и тени прошлого оживления. – Так не бывает…
– Ты опять? О таком твои сказки не рассказывали?
– Рассказывали, – полушёпотом согласился мальчик. – Но это же сказки…
– Жизнь куда непредсказуемее любой сказки.
Оба замолчали. Рокэ на секунду прикрыл глаза ладонями, убрал руки. Легче не стало, проще – тоже. Мальчик сидел рядом, съёжившийся, маленький, едва ли не более чужой, чем четверть часа назад. Что делать и что говорить дальше, не знали оба.
Морские ежи…
__________________________
Автор приносит извинения за гугло-испанский в роли кэналлийского