[amberprincess]

Автор и хозяин дневника ещё, как ни странно, жив и даже писать не перестал.
"Я работаю, только очень медленно. Со стороны это выглядит как будто я лежу", - как-то так, да. Особенно со стороны, потому что куча набросков, из которых пока далеко не все желают доводиться до ума, видна только мне
В новогодние каникулы честно собиралась закончить, наконец, большую главу про Раймона и выйти на финишную прямую фика или, по крайней мере, его части (как получится. До сих пор пока не уверена, что вторая часть нужна. Хотя придумана она давно, раньше первой. Здравствуйте, я автор-фикрайтер, и я немного псих )
Но нет - сплошной Новый год вокруг, ёлки, огоньки, собственное настроение и зимние истории от чудесной  Флоризелла - потребовали срочно написать о том, как Раймон с папочкой празднуют Зимний излом. Да, в Хексберг. Да, с ёлкой. Да, никанон
Короче, теперь у меня есть почти готовая совершенно отдельная история про новогодний Хексберг, пару фрагментов из неё я даже выложу сейчас сюда, только под кат уберу, чтобы глаза не мозолили тем, кто читать не захочет. Её надо доделать побыстрее, а то зима кончится и про праздники уже ни писать, ни читать не захочется. И возвращаться к хронологическому повествованию
И есть внезапно написанный текстик про Робера. Вот уж воистину внезапно, я с его главкой - единственной - в "Раймоне"-то намучилась, а тут вдруг. Тоже выложу отдельным постом. Пусть всё тут будет)

Новогодний Хексберг, если вдруг кому

За окном хрипло и нахально проорал петух. В ответ на его вопль где-то с грохотом распахнулись ставни и следом раздался характерный звук, который бывает, если запустить из окна каким-нибудь тяжёлым предметом. Петух заорал ещё раз, коротко и возмущённо, и заткнулся.
Рамон хихикнул и выбрался из-под одеяла.
Первое утро в Хексберг встретило его жиденьким туманом и невразумительной утренней серостью, лениво просачивавшейся через оконные стёкла. Поёживаясь – жарко натопленная вчера комната к утру изрядно выстыла, – мальчик торопливо оделся, причесался пятернёй, мимоходом глянул на себя в зеркало и, решив, что все утренние приличия соблюдены, выскользнул из комнаты.
В доме было тихо – взрослые, похоже, ещё спали. Ха, вот уж не удивительно! Его, уставшего с дороги и осоловевшего после сытного ужина и нескольких глотков горячего вина со специями, выпроводили в постель рано, да он и не возражал. Среди ночи сильно захотелось пить, а в комнате, в темноте да спросонья, Рамон кувшина с водой не нашёл и отправился на поиски кухни. Дом рэя Вальдеса был намного меньше алвасетского замка, но мальчик всё равно чуть не заблудился. Выручил встреченный слуга, назвавшийся Дитрихом. Он весело удивился, что маленький гость не воспользовался звонком, но на кухню отвёл, дал напиться и даже проводил обратно. Дитрих, несмотря на поздний – а скорее, даже ранний – час, совсем не казался сонным, он нёс корзину с пустыми бутылками, а из полуприкрытых дверей гостиной на втором этаже лился свет и доносились мужские голоса, смех и звон бокалов. Что-то громко, но неразборчиво сказал отец, ответом ему был взрыв хохота, от которого задрожали стёкла. Рамон тоже хихикнул, зевнул и пошёл досыпать.
Так что теперь было совершенно ясно, что в такую рань ни соберано, ни хозяин дома из своих комнат не покажутся, но терять из-за этого время зря мальчик не собирался. Для начала он сходит на конюшню, проведать лошадей, а там будет видно, чем ещё можно заняться в этом городе.
Лестница, по которой он спускался, была широкой и скрипучей. Рамон одним прыжком миновал несколько последних ступеней и едва не столкнулся нос к носу с вышедшей ему навстречу девочкой.
Девочке на вид было примерно столько же лет, сколько и ему – может, самую чуточку поменьше. Строгие серые глаза, высокий и чистый лоб, тёмно-зелёное платье с аккуратно расправленными оборками. И косы. Очень толстые, светлые, переброшенные на грудь, с пушистыми кончиками. У Рамона даже руки зачесались, так захотелось их потрогать.
– Доброе утро, – девочка заговорила первой, и голос у неё оказался неожиданно низким. – Надеюсь, тебе хорошо спалось на новом месте. Кузен Ротгер говорил, чтобы я не приставала к тебе хотя бы до полудня, но я почему-то так и думала, что ты проснёшься раньше.
– Д-доброе утро, – слегка растерялся от такого напора Рамон. – Простите, сударыня, но с кем имею честь?
– Я Лина, – девочка поправила толстую косу и протянула ему руку.– Лина Вейзель.
– Рамон Алвасете, – вот замечательно, и что с ней теперь делать? Целовать глупо, пожимать, как мальчишке – тоже… Рамон осторожно взял чистую тёплую ладошку в свою, покачал. Пальцы Лины были крепкими, почти как у мальчишки.
– Я знаю, – девочка вдруг заулыбалась, как будто он сказал что-то весёлое. – Ты – сын герцога Алва, и вы вчера приехали к нам на праздники. Пойдём, я покажу тебе город. Или хочешь сначала позавтракать?
– Не хочу! – Рамон улыбнулся в ответ и почувствовал, как сковавшая было его неловкость стремительно испаряется. Кажется, первое утро в Хексберг начиналось совсем неплохо.

***
– Вон там живут Аларконы… а дальше – Таннеры… А вон тот, с красной черепичной крышей, – дом альмиранте… Он с эскадрой сейчас в рейде, – не дом, разумеется, а господин Альмейда, – но должен вернуться со дня на день. На Излом все моряки собираются обязательно собираются в Хексберг...
– ...Собираются на вершине горы, поют, пляшут, жгут костры и пьют, – закивал Рамон. – Я знаю, мне отец рассказывал. Лина, а до моря далеко? Мы ехали вечером, да ещё с какой-то другой стороны, и я ни кошки не понял.
– Мы и идём к порту, – кивнула Лина (и косы качнулись). – А вы… с герцогом разве прибыли не на корабле?
– На лошадях. Мы же из Олларии. Послушай, – вдруг сообразил мальчик, – а почему я вчера тебя не видел?
Он тут же пожалел, что спросил – вдруг она их встречала, а он, сонный растяпа, просто не заметил? Но Лина ответила, разом рассеивая все его сомнения:
– Потому что кузен Ротгер запер меня на целый день в комнате. В наказание.
– Тебя?! За что?! – Рамон вытаращил глаза. Рэй Вальдес никак не производил впечатление человека, который мог кого-то наказать, тем более – эту девчонку с её невозможными косами и строгим взглядом.
– За петрушку, – отрезала Лина и, видя, что мальчик по-прежнему ничего не понимает, вздохнула: – Есть тут одна… госпожа Ригель. Высоченная, худая, как щепка, сутулая и страшно противная. Всюду суёт свой нос и просто обожает сцепиться с кем-нибудь из соседей. Её даже бургомистр стороной обходит. А у неё есть сын примерно твоих лет. Здоровенный, толстый, как амбарный кот, а характером весь в мамашу. В прошлом году я его оттаскала за уши, когда он полез к моим племянникам. Госпожа Ригель на меня наябедничала, конечно, но Хуберт – его Хубертом зовут, кстати, – так вот Хуберт надолго запомнил, что со мной лучше не связываться.
Рамон с уважением покосился на свою новую знакомую. Лина шагала рядом, сердито дёргая застёжку тёплого плаща и отдувая от лица выбившуюся из косы прядь светлых волос. И ведь вовсе не хвасталась, просто рассказывала, как было.
– Ну вот. А вчера утром мы с Мартой – она у кузена готовит – шли от зеленщика. А там Хуберт. А у него в руках извивается кто-то маленький и орёт так, что уши закладывает и в животе всё сжимается. Я даже не разглядела сначала, котёнок, щенок или птица какая-то… У меня корзинка с зеленью в руках была, я её уронила, пучок петрушки схватила, большущий такой – и к нему. И этим пучком ему по щекам… Корешками… Он орёт не хуже котёнка, убежать пытается, а со страху не видит, куда. Шлёпнулся в грязь, ногами по земле колотит, мне передник весь забрызгал. И тут, откуда ни возьмись, мамаша его прибежала. Ах дитятко, ах бедное, ах, кто тебя обидел! Ухватила меня за руку и домой потащила. Жаловаться. Хорошо, следом Марта прибежала, рассказала, как было дело. Ротгер этой госпоже Ригель говорит: «Сударыня, клянусь вам принять меры». Она обрадовалась, а он продолжает: «Я немедленно объясню своей кузине, что переводить по таким поводам свежую зелень – непростительное расточительство, и покажу ей, как следует поступать с юными живодёрами и прочими любителями отыграться на тех, кто слабее, чтобы надолго отбить у них охоту заниматься подобными делами». Госпожа Ригель даже не сразу поняла… А пока она глазами хлопала, Ротгер её под локоток – и за дверь выставил. Потом вернулся и говорит: «Ну, дорита, вы превзошли саму себя. Ступайте в свою комнату и учитесь вести себя, как настоящая эрэа».
– Но это же нечестно! – возмутился Рамон. – Ты же правильно задала трёпку этому… Хуберту!
– Ротгер и не возражал, – Лина пожала плечами, отчего косы опять шевельнулись. – Но он сказал, что оставить Марту без свежей зелени для ужина тоже было нечестно, поэтому придётся страдать. Ещё и книжку подсунул, чтобы страдалось правильно… «Житие святой Октавии». И где только нашёл…
– Ууу, – сочувственно вздохнул Рамон. – Я читал. Скучная, конечно, но бывают и хуже…
– Ну ещё бы, – Лина вновь улыбнулась краешком губ. – Вообще-то не такое уж и ужасное это наказание. Мне только жаль было, что я не смогу встретить гостей, но кузен Ротгер сказал, что любое наказание предполагает лишение чего-то желанного, а иначе какой в нём смысл, и к тому же вы приедете поздно, ты наверняка устанешь и раньше полудня…
– Да, я уже слышал, – невежливо перебил Рамон. Сколько можно слушать про то, как он, точно младенец какой-то, устанет с дороги и будет не в состоянии встать с постели! – Лина, а ты всегда живёшь здесь, с кузеном? – спросил он первое, что пришло в голову, чтобы сменить тему разговора.
– Вообще-то я живу с мамой и братьями в Бергмарк, – пояснила Лина. – Но мама считает, что мне полезен морской воздух, поэтому мы с ней часто приезжаем сюда. А иногда она даже оставляет здесь меня одну, если кузен Ротгер не в море и может за мной присматривать, хотя, – Лина лукаво улыбнулась, и на правой щеке у неё появилась ямочка, – это ещё вопрос, кто из нас за кем присматривает.
– А где сейчас твои родители? В столице, да? – понимающе улыбнулся Рамон.
Девочка снова поправила выбившуюся из-под меховой опушки капюшона прядку.
– Мама в Придде с моей старшей сестрой и её мужем. Они тоже должны приехать к праздникам. А отец погиб ещё до моего рождения, – очень спокойно ответила она. – Генерал Вейзель, ты, должно быть, о нём слышал.
Морозное зимнее утро разом померкло, даже снег под вышедшим из-за туч солнцем перестал искриться. Рамона как будто пыльной подушкой по голове огрели. Имя генерала Вейзеля ему было знакомо ещё с Варасты, где покойного артиллериста вспоминали немногим реже, чем Савиньяка и Дьегаррона. И ведь Лина же сразу представилась, а он засмотрелся на её косы и пропустил мимо ушей знакомую фамилию. Перевёл разговор, дурак несчастный…
– Слышал, конечно… Лина… – рот будто бумагой забили, но он всё-таки выговорил: – Извини…
– Да перестань, ты же просто спросил, – Лина дёрнула плечом. – И потом, я не так уж горюю, всё-таки я его совсем не знала. Кстати, мой отец очень уважал и любил твоего. Меня даже назвали в его честь.
Рамон потряс головой, пытаясь уразуметь смысл последней фразы. Смысл отчаянно сопротивлялся и не желал даваться в руки. В честь кого назвали Лину?.. Заметив его замешательство, девочка возвела глаза к небу:
– Прости… Мама столько раз рассказывала всем эту историю, что мне кажется, будто её должны знать все в Талиге. Мои родители думали, что у них будет мальчик, но, поскольку у меня восемь братьев, выбрать имя было довольно сложно. И последним папиным желанием перед смертью было, чтобы его младшего сына назвали Рокэ. Мама так и собиралась поступить, но родилась я… Честно говоря, думаю, это к лучшему, всё-таки «Рокэ Вейзель» – это уже чересчур. Так вот, когда я родилась, меня чуть было не назвали Юлианой, как маму, но тут кто-то вспомнил, что у кэналлийцев есть женский вариант имени Рокэ. Так что меня назвали Рокэлиной, но это очень длинно и не слишком мне подходит, поэтому полным именем меня зовут примерно раз в год. А тебя назвали в честь альмиранте? Они с господином Первым маршалом ведь друзья, верно?
– Угу, – бормотнул Рамон, не желая вдаваться в подробности, но потом неожиданно для себя добавил: – И в честь отцовского брата. Он умер, когда был маленьким… ну и вот.
Он и сам не знал, зачем соврал этой девчонке, да ещё и дважды. Но за её именем стояла целая история, а у него… адуанам, а после и кэналлийцам было удобнее звать его на свой лад, а не так, как он привык до этого. А если бы имя ему и правда выбирал отец? Кем бы он был тогда – Алваро, Гонсало, Карлосом или вовсе Рамиро? А мог бы герцог Алва назвать сына в честь одного из лучших друзей и одновременно покойного брата? Наверняка мог!
Лина, подождав немного и убедившись, что продолжения истории не последует, кивнула – качнулись пушистые кончики кос – и принялась рассказывать про отбитого у толстого Хуберта зверя, оказавшегося котёнком примерно трёх месяцев от роду. Марта принесла его с собой, и он сначала забился на кухне под ту самую корзинку и не желал выходить, а потом осмелел, выбрался, попил молока и дал себя погладить, и даже выкупать, и перевязать повреждённую лапку, а сегодня с утра уже носился по комнате и ловил свой хвост. И кузен Ротгер предложил назвать его Пиратом. Рамон в ответ рассказал про Пако, не забыв объяснить, почему его так зовут. Лина сперва фыркнула от смеха, но потом, посерьёзнев, заметила, что так шутить нехорошо, но безответственные мальчишки этого, конечно, не понимают. Рамон поинтересовался, кого это она считает безответственным мальчишкой – его или, может быть, Первого маршала Талига, который кошачье имя очень даже одобрил? Лина уже открыла было рот, чтобы ответить, но вдруг замахала рукой кому-то, шедшему им навстречу.
– Я же говорила, я говорила, что к праздникам все вернутся!
Рамон глянул – и сорвался с места, разом забыв про спор и даже про девочку.
– Дя-дюш-ка Ра-мо-о-он!