Рассветное

[amberprincess]

Наверное, надо всё-таки постараться собрать в один пост хотя бы часть впечатлений от «Рассвета», тем более, что по первому тому этого так сделать и не получилось – от безумной питерской ночи и не менее безумного дня, когда я дочитывала его, стоя с горящими щеками и дурацкой улыбкой у метро в самом центре города, остались только десятки сообщений в личке.
Второй том мне оказался ярче первого. Теплее, пронзительнее, стремительнее.
Может быть, дело в вернувшемся Рокэ. Он вернулся, он смеётся, играет на гитаре, дразнит отчаянно боящегося за него Марселя, не даёт захлебнуться отчаянием в очередной раз потерявшему самое дорогое Роберу… Оказывается, мне отчаянно не хватало его на протяжении двух последних томов
Но не Рокэ единым «Рассвет» прекрасен.

Савиньяки. Все вместе и каждый по отдельности. Вообще что мне очень нравится в рассветных томах, так это более рельефно обрисовавшиеся отношения между братьями. Дурачащиеся близнецы – это мимими и уняня. Эмиль, закрывающий собой брата от непонятной пока угрозы, мучимый предчувствиями, полный решимости хоть под Шар судеб броситься, но Ли защитить, трогает до комка в горле. Арно с Лионелем и их охота на выходцев – вообще что-то запредельное по накалу.

«Каким же славным он вырос. Везет же некоторым родиться младшими»

«…малыш до церкви не дойдет. Даже если сам станет хромым полковником, генералом, маршалом... Лет через двадцать. Только б не дернулся, а рука не дрогнет. Пуля — брату, а фок Дахе придется скрутить»

«…услышав от Валентина, на кого нацелилась Гизелла, Арно чудом не спятил. Виконт гнал Кана ночной Аконой, с ужасом представляя раскрытую дверь и ничего не заметивших фульгатов»

«— Фок Дахе должен тебя узнать, — небрежно бросил Лионель, выдерживая растерянный жеребячий взгляд. — Попробуй взять его под руку, как тебя взял Придд, и увести к реке. Лучше всего на мост — выходцы не любят текучей воды.
— Хорошо. Но... Ли, она ведь ищет тебя, а Эмиль говорил... Лучше я сам!
— Нет».

Лионеля я вообще, кажется, «распробовала» по-настоящему только в этих двух томах. Он тут то ли живее и – опять это слово, но другое упорно на ум не идёт – теплее, то ли раскрывается постепенно с новых и новых сторон, с его разговорами с братьями, воспоминаниями об отце, тоской о погибшем, как он уверен сначала, друге, тоской, которую он даже разделить ни с кем не имеет права. И их история с Мэллит тоже невероятно трогательная.

«Ли тронул рукой серебристый от зимы и луны ствол и понял, что улыбается. И что вернется, какую бы ерунду ни вбил себе в голову братец!» – ох, хорошо бы. И чтобы братец уцелел тоже. Оба братца. Вера Викторовна, ну что вам стоит, а?..

Вальдес. Наконец-то его стало больше. Наконец-то мы его видим не глазами чужаков, а глазами человека, давно и хорошо адмиралушку знающего. И адмиралушка становится не ходячей легендой, не «ну это же Бешеным», которому можно вести себя странно и которого не надо пытаться понимать (ибо всё равно непредсказуем и неостановим, как стихия), а более живым, близким и… разным.
А ещё Вальдес, зайка, подтвердил мою давнюю теорию о том, что Курт ничего не думал про своего будущего ребёнка, а всего лишь окликнул по имени увиденного спутника!

« – Что бы тетушка ни воображала, Курт о ней не вспоминал. Он был в бою и сразу ушел туда... Его встретили.
— Ты решил, что встречал его Рокэ, и, следовательно, он тоже мертв?
— Решал — ты, я только понял, кого дядюшка увидел».

Вальдес, кстати, тут больше прав, чем Ли, делающий слишком конкретный вывод. Но тут к ним в любом случае нет претензий, ибо форум они не курили, откуда же им знать, что спутник – генерируемый т.н. «Абсолютом» фантом, гоммункулус, а не реальный человек, прошедший этой дорогой раньше.

Руппи. Ну что тут скажешь, как начал напоминать «молоденького Рокэ» в первом томе «Рассвета», так и продолжает дальше. «Фельсенбург сдерживал так и норовящего вырваться вперед Морока, попутно прикидывая, не зарубить ли фок Гетца, благо перебежавший к временщику подлец подлежал казни хоть по дриксенским законам, хоть по варитским». Перевязь фок Гетца, блин… А точно соберано Алваро так близко племянницу кесаря знать не мог?

Бонифаций. Никогда не был у меня в первой десятке, но когда он пастырской дланью дважды благословил собрата-эсператиста, я сама в него чуть не влюбилась заодно с Матильдой

Жермон с Ирэной. Нежность запредельная, невероятная. Не знаю, будет ли ещё в каноне хоть одна пара, которой я так буду любоваться. Оба счастливы, оба боятся в это поверить и при этом оба лучатся этим счастьем так, что, наверное, в Альт-Вельдере можно и вовсе без свечей обходиться.

«—… Не знаю, сколько еще я буду обжигаться о счастье. Самое странное в нашей семье — то, как мы тщательно скрываем взаимную привязанность.
— В моей скрывали ненависть. Это если у меня была семья... Так вы рады?
— Жермон... Какой же вы...»

Отчаянно боюсь за Жермона, но успокаиваю себя тем, что до конца Изломного года ребёнок их родиться не успеет, а нерождённые ещё младенцы Абсолютом не учитываются. Рамиро, в конце концов, погиб не то после, не то в момент рождения собственного сына.

«– Наверное, это от счастья. Я счастлива... Удивительное чувство, но я не хочу лгать даже в мелочах, давайте в самом деле поднимемся на стены.
— А... вам не будет трудно?
— Пока нет, но мне хочется, чтобы меня поддерживали. Вы.
Лестница была крутой и узкой, лестница вела в небо, в рассвет, в весну с сиренью и соловьями, о которых генерал Ариго не думал и не вспоминал. Над Альт-Вельдером кружило предзакатное воронье, но это все равно были соловьи, и это была весна, лучшая весна в его жизни!»

«От инея и снега Ариго в восторг прежде не приходил, но ставшая его счастьем женщина увела генерала в свои парки, и он понял, что белые поляны и серебряные деревья — это красиво. Потрясающе красиво, хотя, бреди они рука об руку по огороду, Жермон открыл бы для себя величие пугал и изысканность капустных кочанов».

«—Когда вы поняли, что я вам нужна, между нами стояли лишь приличия.
— Они опять стоят. Почему мы говорим друг другу «ты» только ночью?
— И почему утром я прошу вас выйти? Когда-нибудь я научусь одеваться при вас.
— Если я перестреляю камеристок.
— Вы не сможете, я вышла замуж за очень доброго человека».

Рокэ, Робер, Марсель. Не получится, наверное, писать по отдельности про каждого, очень уж тесно они для меня переплелись в этом томе. Марсель, который только что за руку Алву не держит, чтобы не сбежал, не исчез, не свалился куда-нибудь. Рокэ, который этим явно забавляется, но и сбежать не пытается, который наконец-то перестал гнать от себя настырного офицера для особых поручений.

«— Если бы я не проснулся, ты бы удрал?
— Я бы тебя разбудил и уточнил, ты едешь или спишь?»

Разговоры Рокэ с Робером – это отдельная моя любовь, это то, чего давно хотелось, во что верилось и не верилось. Собственно, мне всегда представлялось, что их дальнейшие отношения – если, конечно, оба переживут этот кошачий Излом – будут именно такими. Ну, может, чуть более сдержанными со стороны Рокэ. Но я подозревала, что это вполне может остаться за кадром, а в тексте – хорошо если одна встреча, пара фраз, общее дело какое-нибудь… Нет, всё оказалось гораздо лучше. Спасибо автору. Рокэ, который рядом, Рокэ, который готов помочь, поддержать (в прямом и в переносном смысле), дать платок, выдернуть за шкирку из самых душных и тошных воспоминаний, Рокэ, который понимает, как никто, и который не скрывает это своё понимание…

«Как Ворон с наследником змеюки-Бертрама, а теперь еще и Салиганом умудрились не просто влезть в душу, но и согреть ее, Иноходец не понимал, просто рядом с болью угнездилось нечто, не дающее захлебнуться потерей».

А ещё Рокэ называет его «Ро». И Робер сам слегка в шоке, но не возражает. И разок сам рявкает на Марселя на «ты», правда, тут же извиняется, зайчик
А ещё Рокэ, кажется, начал то ли догадываться, то ли осознавать механизм «алваглюков». И я хочу, чтобы уже они оба с этим разобрались, наконец (ну и нам объяснили, само собой, но мне правда интересна и их реакция, когда они поймут, что какая-то часть воспоминаний и даже действий у них общая).

Из того, что меня расстроило – это прорвавшиеся воспоминания об отношениях Рокэ с отцом. Не ожидала даже, что меня это настолько зацепит. Слишком уж мне виделась там всегда дружная и любящая семья, слишком уж внезапно шаблон оказался сломан. И даже обижаться на автора за это не получается: все предыдущие упоминания соберано Алваро с этой точки зрения предельно нейтральны, и что я там умудрялась в них вчитывать – увы, исключительно мои проблемы… Но

«— Соберано Алваро умер в своей постели, — с раздражением бросил тогда Алва. — Там, где он хотел. Дела были в полном порядке, а завещания он не менял после смерти Карлоса. Кроме бумаг с печатями я не получил ничего, от отца не получил...»

И знаете что? Я сентиментальный идиот, да, но я отчаянно хочу, чтобы выяснилось вдруг, что эти чёртовы письма, нет, не от соберано, от отца младшему сыну, – или одно письмо, или просто записка – были, что их просто кто-то спёр, что они затерялись в тех самых официальных бумагах, завалились за двойное дно шкатулки, застряли в каком-нибудь стопиццотом тайнике, не знаю, Леворукий забрал. И чтобы они нашлись. И пофиг, что пятнадцать лет прошло. Чтобы ещё один бывший мальчишка знал, что «твой отец тебя любил, тобой гордился и на тебя надеялся до последнего своего дня…»