Поскольку все забыли, что было "в предыдущих сериях", напоминаю: Раймон вместе с папенькой и адмиралом Альмейдой отправились в портовый горд Сенью, где, кроме прочего, ещё делают корабли. ____________________________________
Алвасете распахивал объятья навстречу входящим в его бухту кораблям, приветствовал гостей рвущимися с мыса в небо белыми башнями и реющими над башнями сине-чёрными знамёнами, сбегал к морю узкими, мощёными светлым камнем улочками, осыпал лепестками цветущих гранатов, растущих на окрестных холмах, оглушал гитарным перезвоном.
Сенья была другой – плоская, как разложенный на тарелке блин, она как будто отступала в сторону, выпустив вперёд знакомо щетинящийся мачтами порт. От порта до города – с полчаса на лошадях по широкой дороге, засаженной с одной стороны какими-то незнакомыми разлапистыми деревьями. В отличие от гранатов и апельсинов, цвести они и не думали, зато уже обзавелись здоровыми – словно и не начало весны совсем – листьями, которыми вяло помахивали, ловя слабенький прохладный ветерок.
Раймон скормил приведённой для него смирной гнедой кобылке припасённый с вечера кусок сахару и вскочил в седло, мимоходом пожалев, что нельзя было взять с собой Гриса. Серому эта дорога наверняка бы понравилась – ещё бы, столько простора, чтобы нестись вперёд, сколько седок позволит, и ни тебе колдобин, ни глупых препятствий, ни поворотов, ни бросающихся под ноги булыжников или кроличьих нор.
Но Грис остался в Алвасете, по соседству с вороным заразой, наверняка злящимся, что хозяин уехал куда-то без него. Кони особо не дружили, но если надо было, неплохо ладили, и Раймон хмыкнул, представив, как они сейчас на пару фыркают, огрызаются, месят копытами подстилку и всячески демострируют своё настроение на радость Пако и его помощникам.
Впрочем, гнедая оказалась славной и доброй, и ей тоже хотелось побегать. Раймон был уверен, что так и будет – не в привычках соберано было зря терять время, однако маленький отряд плёлся едва ли не шагом, а сам герцог не выказывал ни малейшего нетерпения – покачивался себе в седле, как ни в чём не бывало беседуя с альмиранте.
Дорога была широкой и ровной, небо над головой – голубым и безоблачным, ветерок – свежим, само утро требовало поднять лошадь в галоп и помчаться навстречу солнцу и радости. Мальчик слегка натянул поводья, не очень понимая, кого сдерживает – гнедую или самого себя, и покосился на отца. Неужели соберано самому не скучно вот так?..
читать дальшеГерцог, однако, его нетерпения не замечал, а прерывать их с Альмейдой разговор Раймон не решился. Пришлось вновь смотреть на дорогу. Мальчик потрепал по шее гнедую, задал пару ничего не значащих вопросов Хуану, выслушал ответы и тут же о них забыл. Хорошее настроение, родившееся вместе с хорошим утром, не иссякало и требовало выхода. Помчаться вперёд галопом было нельзя, оставалось запеть, что Раймон и сделал.
Сначала он просто насвистывал себе под нос, но вспомнившаяся песня оказалась длинной, а мелодия – боевой, и под конец он, увлёкшись, уже пел в полный голос, едва не забыв, где находится.
Песня была старая, ещё варастийская – про четверых лихих парней, вздумавших как-то напасть на ехавшую по степи богатую карету. Почему в голову пришла именно она? Кошки её знают, но вот вспомнилась же и так удачно легла под конский шаг, что просто загляденье. Парни благополучно отправлялись к Леворукому один за другим, в каждом куплете по разбойнику, а вся добыча доставалась одному ловкому адуану, не то выследившему их, не то просто удачно оказавшемуся в нужное время в нужном месте. Назвать песню весёлой было бы трудно, зато она была боевой, руки сами тянулись то к поясу, то к воображаемым ольстрам. «Ба-бах!.. Я стреляю только раз!..»
– Какая, однако, прелестная история из жизни ызаргов.
Раймон обернулся и с удивлением посмотрел на соберано. Может, это было сказано не ему? Но нет, отец смотрит на него, насмешливо приподняв бровь, словно бы спрашивая: «Что, юноша, не согласны?» Раймон понимал, что лезет в заведомую ловушку – как и всегда, когда пытался спорить с герцогом – но всё же выговорил:
– Почему… ызаргов?
Отец пожал плечами (вот интересно, ему это можно, а Раймону мэтр Арридос с Хуаном уже плешь проели, что так делать неприлично):
– А как ещё назвать тех, о ком вы пели? Напасть толпой, замахнувшись на то, что не сможешь проглотить, а потом пожирать друг друга, давясь от жадности – это так по-ызаржечьи.
Альмейда слегка натянул повод, заставляя коня посторониться, и Раймон с гнедой, сочтя это приглашением, ловко пристроились между адмиралом и маршалом. Это позволило выиграть несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, ибо что отвечать соберано и отвечать ли вообще, мальчик не знал. Он никогда не думал о песне так… всерьёз. Стало даже немного обидно, особенно из-за сравнения ызаргами, а ещё обиднее из-за того, что соберано, кажется, был прав. Раймон хотел заступиться за лихих парней, но нужные слова никак не находились. Да и что тут, к кошкам, скажешь? Чтобы пристрелить товарища из-за того, что у вас осталось мало воды, и в самом деле нужно быть ызаргом.
– Возможно, юноше ещё не приходилось встречаться с этими… гм… животными? – альмиранте явно хотел прийти к нему на помощь, но Раймону вдруг стало обидно. За кого Альмейда его принимает – за дурачка или за младенца?
– Сомневаюсь, Рамон, – отец ответил раньше, чем он успел нагрубить, и мальчик вновь испытал острое чувство благодарности. – Юноша полжизни провёл в Варасте, полагаю, этих животных он не только видел… Юноша, вам, случайно, не доводилось охотиться на ызаргов?
– На ызаргов не охотятся, – рубанул Раймон, – ызаргов убивают.
Альмейда присвистнул. В глазах соберано мелькнуло что-то, весьма напоминающее одобрение.
– Верное замечание. Так вам приходилось это делать?
– Да! – Раймон выдержал отцовский взгляд, и не подумав отвести глаза.
Соберано коротко улыбнулся:
– Вот видишь, Рамон, молодому человеку прекрасно известно, как следует поступать с подобными тварями. Дело за малым – научиться их отличать, и желательно издали... Рэй Алвасете, вам не надоело плестись шагом? Я так и думал. Сделайте милость, поезжайте вперёд. Рэй Суавес, составьте компанию рэю Алвасете…
***
С соберано и дядюшкой Рамоном видеться удавалось только за ужином или завтраком, и то не каждый день – они то пропадали где-то допоздна, то обсуждали что-то, запершись вместе с корабельным мастером рэем Бустаманте и какими-то незнакомыми дядьками, то уезжали куда-то ещё до рассвета.
Раймон не жаловался – скучать ему не приходилось. Хуан поднимал воспитанника ранним утром, и они отправлялись в очередное путешествие по городу, то оказываясь на широких и светлых площадях, то ныряя в тесные переулочки, где к запаху шадди и цветов примешивались другие, не столь приятные, заходя в разные лавки – оружейную, гончарную, кожевенную. Раймон таращил глаза, Хуан, вполуха слушая рассыпающих похвалы своему товару торговцев, тыкал его носом в достоинства и недостатки метательных ножей и кинжалов, учил подбирать к ним ножны, объяснял, на что нужно смотреть, выбирая пистолеты. Потом они снова выходили на улицу, в жаркий весенний полдень, и шли извилистыми улочками дальше.
Сперва всё казалось Раймону одинаковым – и сами улицы, и домики, стены которых опутывали прутья дикого винограда, и площади с фонтанами. Но уже на третий день он и сам не заметил, как стал различать их, улыбаясь одним, как старым знакомым, и настороженно приглядываясь к другим.
…В маленьком трактире на площади Старых Часов к обеду подают какой-то очень пряный и вкусный хлеб – мальчик едва удерживается, чтобы не набить свежими ломтями все карманы, и разделывается с основными блюдами только благодаря постоянным напоминаниям Хуана.
…На перекрёстке улиц Магнолий и Якорной у торгующего всякими полезными мелочами толстого седого усача на коленях сидит ручной зверёк – пушистый, с огромными, обведёнными тёмными кругами глазами-пуговицами и совершенно человеческими пальчиками. Торговец позволяет Раймону подержать малыша, и Лори – так зовут зверька – доверчиво идёт к нему, деликатно, но крепко ухватившись за протянутую ладонь.
…В очередной оружейной лавке Раймон, старательно воскрешая в памяти все уроки соберано и недавние наставления воспитателя, под одобрительным взглядом Хуана выбирает себе метательный нож. Хозяин в первый момент не может скрыть удивления – недурной выбор, молодой человек, но это серьёзное оружие, а не игрушка! Мальчик, не успев толком подумать, брякает, что только к такому и привык – у отца дома игрушек не водится. Оружейник вскидывает брови, хочет было что-то спросить, но всмотревшись, ничего не говорит, лишь с поклоном вручает покупку и не хочет брать платы, но пришедший Раймону на помощь рэй Суавес всё равно оставляет на прилавке несколько монет.
…На верфи пахнет деревом, смолой, лаком. Громадный трёхпалубник, готов вот-вот сойти со стапелей – Раймон уже видел такие, и дома, в Алвасете, и здесь, в порту, но на воде, рядом с другими кораблями линеал смотрится совсем иначе, чем здесь. Мастер что-то с гордостью рассказывает про своё детище, говорит о киле и мачтах, о парусности, об орудийных портах, а Раймону нестерпимо, до зуда в пальцах хочется потрогать новый корабль, который будет носить имя его деда. Он улучает момент, когда все смотрят куда-то в сторону и, скользнув к противоположному борту, гладит ладонью светлое дерево – а потом поворачивается и на миг обмирает, столкнувшись со смеющимся взглядом соберано. Герцог вдруг совершенно по-мальчишечьи подмигивает ему, кажется, вот-вот язык покажет, и тут же обращается к Бустаманте с каким-то серьёзным вопросом. Тот в ответ начинает сыпать цифрами, соберано кивает одобрительно, уточняет что-то, как будто и в самом деле понимает, о чём речь – хотя он вообще понимает всё на свете, наверняка мог бы при случае построить линеал или фрегат не хуже, уверен Раймон.
…Они уходят от красавца «Алваро» все вместе, и идут обедать в тот самый трактир на площади. Хозяин сбивается с ног, в лепёшку расшибаясь, чтобы угодить соберано, а у того хорошее настроение, он смеётся и шутит, отдавая, впрочем, должное мясу и овощам. Раймону наливают на четверть стакана вина – и он вместе со всеми пьёт за новый корабль. Вино кислое и терпкое, от него становится горячо в животе и самую чуточку шумит в голове, и если совсем уж начистоту, Раймон совсем не понимает, что в «Тёмной», да и в любой другой «Крови» находят отец и альмиранте, но признаваться в этом не собирается.
…На город опускается вечер, и, выйдя из трактира, Раймон запрокидывает голову и долго ищет в стремительно темнеющем небе знакомые созвездия. Когда-то давно, когда он был маленьким, он думал, что там, среди звёзд, прячется настоящая лошадка, и долго жалел, что с ней нельзя поиграть. Почему-то очень хочется рассказать об этом отцу, но выбрать подходящий момент никак не удаётся, а потом он вдруг разом понимает, как это глупо.
…Вечерами Раймон падает в постель и засыпает сразу же, едва коснувшись подушки. Ему снится Сенья – а может и не она, но сны эти яркие и радостные, это он знает точно, хоть и забывает, о чём они были, сразу после пробуждения.
***
На второй или третий день бесконечных прогулок по городу Раймон вдруг сообразил, что воспитатель ведёт его уж слишком уверенно, да и рассказывает о городе, людях, здесь живших, и событиях, с ними происходивших, очень подробно. На его вопрос Хуан едва заметно улыбнулся:
– Я когда-то жил здесь, дор Рамон. Давно.
– До того, как… – Кошки, как же это сказать? – До того, как стали… моим учителем?
– Много раньше, дор Рамон. Когда был таким, как вы.
– У-у-у… – непроизвольно вырывается у мальчика.
Сколько лет его наставнику, Раймон не знал. Хотя на старика потянутый, худощавый и быстрый Хуан не походил, пробивающаяся в тёмных волосах седина и морщинки вокруг глаз и возле губ напоминали, что он, должно быть, старше соберано. Представить рэя Суавеса мальчишкой-ровесником было не легче, чем вообразить себе маленького отца.
Нет, мальчика Росио после рассказов слуг и Альмейды Раймон видел отчётливо – смешного, лохматого, своенравного, то дразнящего старшего брата, то упрямо выворачивающегося из-под материнских ласк – но в этом Росио ничего не было от Первого маршала Талига, соберано Кэналлоа и по совместительству его, раймонова, отца. С тем мальчишкой они наверняка бы подружились, а с соберано… К нему Раймон до сих пор не привыкнет.
– Вы здесь родились, рэй Суавес? – ему и в самом деле стало интересно, к тому же лучше слушать рассказы Хуана, чем забивать себе голову дурацкими мыслями.
– Я здесь жил, – повторил воспитатель. – Отсюда же ушёл в своё первое плаванье.
– И всё? С тех пор больше не возвращались? – понимающе кивнул Раймон.
– Отчего же, все корабли рано или поздно бросают якорь в порту, из которого вышли, – Хуан заправил за ухо выбившуюся прядь волос и коротко глянул куда-то на горизонт. – Я бывал дома, хотя и не сказал бы, что сильно по нему скучал. Мои родители к тому времени уже умерли, братьев и сестёр у меня не было, наша соседка Далила не стала дожидаться вечно пропадающего в море парня – однажды, вернувшись после удачного фрахта, я нашёл её обзаведшейся мужем-плотником и изрядно округлившимся животом…
– И вы вызвали его на дуэль?!
– Рамон… – Хуан необидно усмехнулся. – Какие дуэли между моряком с окраины и портовым плотником? Далила мне ничего не обещала и была вполне честна с нами обоими, поэтому обошлось без крови. Я подарил ей привезённые из Улаппа бусы, распил с её избранником кувшин вина и снова ушёл в море. В порту как раз стоял большой торговый караван из Ардоры, а помощник шкипера с одного из судов ввязался в нехорошую историю на берегу. Шкипер готов был рвать на себе волосы от досады, и тут ему подвернулся я. За время плаванья мы неплохо сошлись, и по прибытии в Ардору он сделал всё, чтобы достойно меня отблагодарить.
– Подарил вам корабль? – Раймон хихикнул, чтобы Хуан не подумал, что он всерьёз верит в такую возможность. Воспитатель мимолётно улыбнулся краем губ:
– Вы почти угадали, сударь. Он представил меня своему арматору, дав самые лучшие рекомендации. Вскоре я сам стал капитаном торгового судна. Мы возили товары в Улапп, Кэналлоа, бывали в Хексберг. Команду я набирал сам, со мной плавало много наших. Нам везло – морисские корсары старались нас не трогать… – в тёмных глазах наставника мелькнуло что-то незнакомое, и Раймону вдруг явственно послышался щелчок взводимого курка, – вернее, правильнее было бы сказать, что мы поддерживали с ними нейтралитет.
– А… что было потом? – полушёпотом спросил Раймон, смутно чувствуя, что эта идиллия должна вот-вот оборваться.
И как простой шкипер мог попасть на службу к соберано? Ладно бы ещё Хуан служил на каком-нибудь военном корабле, но торговец?!
– Нам подвернулся один очень удачный фрахт. По крайней мере так нам тогда казалось. Бывать в Бордоне нам до тех пор не приходилось, но дело сулило хорошую прибыль и новые связи, а потому я долго не раздумывал. Спустя три дня после того, как мой корабль ошвартовался в столичном порту, мы с моими помощниками были арестованы.
– За что?! – не ожидавший такого Раймон едва не свалился с широкого нагретого солнцем парапета, на котором сидел.
– За торговлю с багряноземельскими шадами, которым я поставлял юных девиц – разумеется, бордонских.
– У морисков что, своих девиц мало? Они же не любят чужаков, к ним никто не ездит! Дальше Межевых ведь нельзя, это любой дурак знает!
– Дэмис Гастаки отнюдь не был дураком, – бывший капитан Суавес сощурился. – Ему нужна была громкая история, в которой он мог бы выступить в роли спасителя отечества, а тут крайне удачно подвернулся я.
– Это подло.
– Политика слишком часто бывает подлой. Вам лучше поговорить об этом с отцом, Рамон, он знает больше меня и сможет объяснить всё гораздо лучше.
– Но они же потом разобрались? У этого, как его… Гастаки… не было никаких доказательств, да?
– Вопиющее преступление раскрыто, виновный найден, кто будет думать о такой мелочи, как доказательства? – Хуан очень похоже на соберано поднял бровь. – К тому же было бы весьма трудно доказать то, чего никогда не было – ведь бордонских девиц никто не крал. Впрочем, это никак не помешало дожам отправить меня на каторгу на всю оставшуюся жизнь.
Раймон помолчал, переваривая услышанное, потом убеждённо выговорил:
– Чушь какая…
Хуан вдруг улыбнулся – очень тепло:
– Именно так, дор Рамон, сказал ваш отец, узнав об этой истории. Я до сих пор не знаю, как ему это удалось и почему он вообще вмешался в это дело, но соберано вытащил меня из тюрьмы, помог вернуться на родину и взял к себе на службу. Я готов был чистить ему сапоги, но он почему-то сделал меня сперва старшим слугой, а вскоре – управляющим. И это оказалось труднее, чем быть шкипером, – усмехнулся рэй Суавес.
– Хуан… Вы никогда не рассказывали…
– Вы не спрашивали, дор Рамон.
– Я не знал… и со… отец тоже не говорил…
– Если соберано станет рассказывать вам о каждом, кого он спас и кому помог, ему не хватит на это жизни. Вашей. Думаю, он предпочтёт, чтобы вы провели её с большей пользой.
-
-
18.03.2017 в 23:02Не знаю, как кому, а мне рей Суавес очень нравится. Люблю верных и преданных.
-
-
18.03.2017 в 23:41А Хуана я тоже люблю.
Была когда-то мысль написать про него отдельный текст, однако с сюжетом не сложилось. А тут он вдруг пришёл и сам стал рассказывать))
-
-
19.03.2017 в 00:06Прогресс налицо
и я всё думаю, придется ли Рокэ объяснять таки тот разговор с Салиной, или само рассосется
-
-
19.03.2017 в 21:58Спасибо, что читаете и ждёте))